Andrea Mantegna – The Dead Christ
1470-74. 68x81
Location: Pinacoteca di Brera, Milano.
На эту операцию может потребоваться несколько секунд.
Информация появится в новом окне,
если открытие новых окон не запрещено в настройках вашего браузера.
Для работы с коллекциями – пожалуйста, войдите в аккаунт (open in new window).
Поделиться ссылкой в соцсетях:
COMMENTS: 4 Ответы
ПОЭМА О ХРИСТЕ
Репродукция Мантеньи или
Гольбейна – где тело, как пейзаж.
Мы привыкли к искажённой были,
К мёртвой яви и пейзаж сей – наш.
Как Христа мы снова распинаем,
И не Казандзакиса роман
Истовые суетой – читаем.
Мёртв Христос – и это наш изъян.
Жив Христос – и небеса над нами
Суммою сияний – жив Христос –
Утверждают.
Ласковы с грехами,
Не стяжаем мы духовных роз.
Воды Иорданские блистают
Жаркою и золотой парчой,
И крещеньем света обнимают
Сына Человеческого – стой!
Сына Человеческого данный
К обоженью путь не повторим!
В нашей современности обманной –
Был бы так нелеп. Иди же им!
Голубь в небе нежно золотится.
Божий сын на проповедь идёт.
Чёрные кругом, тупые лица,
Бледных дел пустой круговорот.
Как ему, рождённому в пещере
Царскую стяжать, густую власть?
Ехали волхвы, в событье веря.
Ада зря алкала жертвы пасть.
Ехали по синему – и круглый –
Снегу на верблюдах и ослах.
Пастухи шли – ночь цвела абсурдной,
Непонятной радостью в сердцах.
…в офисе закручена афера,
Руки потирает толстый босс.
Есть же, есть и преступлений мера.
В сердце ли у всех рождён Христос?
Майстер Экхарт утверждал: Родиться
В Вифлееме мог и тыщу раз –
Коли в сердце вашем не случится
То рожденье – ни о чём рассказ.
Вот в Египет бегство ключевое,
Ибо ангел возвещал его.
Что же дальше? Сердце беспокоя
Думаешь? Событий вещество
Тщишься ощутить – иль на Востоке
Мудрость света постигал Христос?
Но о том евангельские строки
Умолчат. Однако, есть вопрос.
Вот огонь чудесного улова –
Ребе приобрёл учеников.
Искушения в пустыне слово
Света отменило.
Много слов
Знаем мы, считая, что в союзе
Оные с извечным Словом Слов.
Честолюбье кто теперь обузе
Уподобит? Мало кто готов.
…войны пёрли яро на реальность,
Войны, где за веру лили кровь.
Стрелы, копья, будто жизнь – банальность,
И искажена окрест любовь.
В Иерусалим Христос входящий,
Вот от алчных очищает храм.
Вечери звучанье – настоящей,
Не узнать такую людям, нам.
Кем Аримафейский был Иосиф,
Кровь Христа собравший в чашу чаш?
Бытия долг действием исполнив
В горький, запредельно сложный час.
Ты велик, Христос – я знаю, знаю,
Я – писатель – черезмерно мал.
И – не за тебя, увы, страдаю,
Суммою дурных ужален жал.
Ты велик – к тебе я припадаю,
Животворно слово! Оживи
Душу, коль её не постигаю –
Коль она в грехах, почти в крови?
Сад, огнями полный, и пылают
Факелы в руках солдат, и вот
Взят Христос, и страсти прободают
Люд – его полно, чего-то ждёт.
Суд Пилата – суд не суд по сути.
А легионеров бы послал
Под зилотов их одев…Но путь сей
Невозможен, пусть Пилат алкал
Нищего освободить такого.
Но Закон высот не изменить.
Ежели Христос пришёл от слова,
То по слову и событьям быть.
Бичевали, ярые, глумились,
И венец терновый соплели.
И в багровом облаке резвились
Гнева – плотяных забот кули.
Шёл Христос, он шёл, крестом сгибаем,
В капсулы в песке творилась кровь.
Кровь святая…
Хохот, острых баек
Рвань, и любопытство – где ж любовь?
Шаровой её объём над нами.
Нищим кто сегодня подаёт?
Кто греха боится? Что ж – не пламя:
Грех приятен, он едва ль сожжёт.
Шаровой объём любви над нами.
Лабиринтом мук идёт Христос.
Что вражду мы подняли на знамя
Неуменья нашего вопрос –
Неуменья подлинное видеть,
Сущность отделить от мишуры.
Поклоняйся! Вот тебе рок-идол!
Радуйся – жизнь это род игры.
Церкви христианские не могут
Трещины любовью исцелить.
Нам своё важнее, утром – йогурт,
И вообще мы любим сладко жить.
Мы святее! Ко Христу мы ближе!
Межцерковный диалог нейдёт.
Ничего не видим выше крыши.
Не сужу я – размышляю.
Вот.
Вот Христос идёт, крестом сгибаем.
Вот распят. Воскрес. Лучится свет.
Мы растём – и мерно созидаем
Жизни сад.
И вариантов нет.
Это – ошибка. Картина, репродукция которой здесь размещена, принадлежит кисти Аннибале Карраччи – выдающегося итальянского художника, одного из основателей Болонской Академии, за свои заслуги похороненного рядом с Рафаэлем в Пантеоне. Кстати, на Вашем сайте эта атрибуция тоже зафиксирована.)) http://gallerix.ru/storeroom/2136404724/N/666139203/
А картина А. Мантеньи, ныне находящаяся в Милане, выглядит совсем иначе: https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Andrea_Mantegna_034.jpg
Спасибо,
пока подгрузим файл с википедииФайл заменён
“Возможно, самой необычной картиной Мантеньи, требующей особого вниманья, является “Мертвый Христос” или Cristo in scurto…Небольшой предмет на заднем плане рядом с подушкой дает ключ к пониманию картины: это сосуд с мирром. Возможно Мантенья решил изобразить момент помазания тела умершего по иудейскому обычаю, и каменная плита, на которой лежит Спаситель, – одна из главных реликвий христианства, которая хранилась в Константинополе и исчезла после взятия города турками в 1453 г. На ней тело Христа готовили к погребению.”
Александр Раух
You cannot comment Why?
To the left of Christs body, three women are depicted. The central figure, likely the Virgin Mary, is deeply sorrowful, wiping away a tear with a handkerchief and her face contorted in grief. Her hands are raised to her face, expressing immense pain. Another woman to her left mirrors her grief, and a third figure, partially obscured, is implied to be present, also in mourning.
The background of the painting is somber, with a dark greenish-brown wall and a hint of a vessel or chalice on a shelf or table to the right, possibly alluding to the Last Supper or the Eucharist. The lighting is dramatic, casting shadows that emphasize the musculature of Christs body and the emotional intensity of the mourners.
The subtexts of this painting are profound and multi-layered. The central theme is the depiction of Christs death and sacrifice, emphasizing his humanity and suffering. The detailed rendering of his muscular physique, despite being deceased, can be interpreted as a testament to his strength and divine nature even in mortality. The stigmata are a direct reminder of the agony he endured.
The grief of the women is a powerful evocation of human sorrow and loss, representing the pain of those who loved Christ and witnessed his ultimate sacrifice. The Virgin Marys intense emotional display highlights the profoundness of her suffering as a mother mourning her son.
The composition, particularly the foreshortening of Christs body, is a masterful technical achievement that draws the viewer into the scene, making them a witness to the solemn event. The painting compels contemplation on themes of sacrifice, redemption, faith, and the duality of Christs nature – fully human in his suffering and death, and fully divine in his purpose and ultimate resurrection. The stark reality of death is contrasted with the spiritual significance of the event, inviting viewers to reflect on their own faith and mortality.